Преподобномученик Сергий (Шеин) (1870–1922)
архимандрит
- Дни памяти
- 31 июля (13 августа), Собор Санкт-Петербургских святых – третье воскресенье по Пятидесятнице
- Храмы
- Петроградское Патриаршее Троицкое подворье на Фонтанке
Священномученик архимандрит Сергий (в миру Василий Павлович Шеин) родился 30 декабря 1870 года в деревне Колпна Новосельского узда Тульской губернии. Во святом Крещении был назван в честь Святителя Василия Великого (празднуется 1 января). Он был десятым ребёнком в семье коллежского секретаря Павла Васильевича Шеина и его супруги Натальи Акимовны. Воспитание юноши было пропитано благодатным духом церковности, сам он незадолго до своей мученической кончины говорил: «Я в Церкви с детства, постоянно около Церкви вращался, с Ней сроднился».
Дворянский род Шеиных — берущий своё начало от Михаила Прушанина, «мужа храбра и честна», выехавшего из Поруссии к святому Великому Князю Александру Невскому (память 30 августа и 23 ноября) — издревле славен в истории нашего государства, украсившись именами многих верных слуг и защитников веры, Самодержавия и Отечества.
В 1893 году Василий Павлович окончил Училище Правоведения и последовательно занимает ряд ответственных руководящих должностей, состоит помощником статс-секретаря в Правительст-вующем Совете, а в 1913 году от своей родной Тульской губернии избирается в члены Государственной Думы IV созыва, будучи действительным статским советником. Являясь, как всякий верный русский человек, убеждённым монархистом, в Думе он примыкает к фракции националистов и умеренных правых, уклоняясь, впрочем, от активной политической борьбы и работая в Комиссии по Церковным делам. Общее направление Думы было, безусловно, чуждо Церкви и Самодержавию, но «любящим Бога вся поспешествуют во благое» (Рим. 8:28), и Василий Павлович стремится извлечь максимальную пользу для Церкви в тех обстоятельствах, какие попустил Господь.
В 1917-1918 годах он входит в состав Секретариата Священного Собора Православной Российской Церкви в качестве секретаря. Был последним, приветствовавшим Святейшего Патриарха Тихона на его избрании 21 ноября 1917 года. В день памяти святого благоверного Великого Князя Александра Невского (30 августа 1920 года) Василий Павлович принял постриг с именем Сергий в честь преподобного Сергия, игумена Радонежского. Вскоре он принимает священнический сан и возводится в сан архимандрита, а в апреле 1921 года назначается на должность настоятеля Петроградского Патриаршего Троицкого подворья на Фонтанке. Отец Сергий нёс также должность заместителя председателя Правления Церковного Общества объединённых Петроградских Православных приходов.
Тягота настоятельства усугублялась долгом семейным: на иждивении отца Серия находились две сестры, оставшиеся без службы и средств к существованию, и в нём одном полагавшие свою надежду.
Добросовестно неся крест своего монашества, горя духом, отец Сергий был, по его собственным словам, лишь слабой физической нитью привязан к маловременной земной жизни. Но враг нашего спасения, изощрившийся в безумных попытках ниспровергнуть Церковь Христову, приступил к внешне иному, не похожему на предыдущий, этапу гонения. С сатанинской убедительностью и ухищрённостью обществу и самим гонимым доказывалось, что они страдают не за Христа. Часто при этом мученики обвинялись в том, что они плохие христиане, богоборцы ставили им в вину отсутствие христианских добродетелей — от смирения до сострадания к ближним. Предпринимались также попытки противопоставить так называемую «общечеловеческую» нравственность нравственности христианской. В это соблазнительное (в том числе и для многих верных) время избежать сетей миродержца мог только смиренный и безукоризненно послушный Церкви христианин. Всякий самонадеянный шаг вправо или влево был гибельным.
10 июня 1922 года в Петрограде начался «обвинительный процесс по делу о сопротивлении изъятию церковных ценностей». Отцу Сергию, в частности, вменялось в вину членство в Обществе Православных приходов. Вина его усугублялась также «отягчающими обстоятельствами», такими как дворянское происхождение и высшее образование.
Давая показания, отец Сергий был исполнен чувства глубокого внутреннего достоинства, но без малейшего намёка на высокомерие и презрение к тем, кто так этого заслуживал. Своих националистических убеждений он не пытался скрыть. На вопрос о его отношении к злободневным проблемам церковно-общественной жизни отец Сергий совершенно искренне отвечал: «Церковь настолько богата разносторонней духовной жизнью, что можно найти в ней интерес и удовлетворение и вне вопросов церковно-общественной жизни». Один из обвинителей так вспоминал позднее об архимандрите Сергии: «С каким нескрываемым отвращением и в то же время снисходительной жалостью он смотрел и говорил с нами, находящимися в составе суда. Страха смерти, тюрьмы для него, как, впрочем, и для многих из них, не существовало; серьёзный был противник».
Сокамерником — на Шпалерной улице в доме предварительного заключения — отца Сергия был протоиерей Михаил Чельцов, которому он уступил свои более удобные нары, оправдываясь тем, что «монаху не подобает нежиться». В камере они вместе читали акафисты, служили панихиды по умершим близким. Отцу Михаилу домашние передали в камеру VI-й том собрания творении Святителя Иоанна Златоустого (память 13 ноября), но он, отягчённый думами, не смог его читать. Отец Сергий, напротив, утешался чтением Златоустого и беседовал о прочитанном с отцом Михаилом. Перед расставанием отец Сергий исповедался у протоиерея Михаила. В дальнейшем всю свою жизнь отец Михаил благодарил Господа за краткое знакомство с отцом Сергием.
Последние слова отца Сергия, сказанные коммунистическим палачам были: «Я ни с кем не борюсь — только с самим собою».
5 июля был оглашён приговор трибунала, по которому священномученики митрополит Петроградский и Ладожский Вениамин (Казанский) и вместе с ним архимандрит Сергий (Шеин), миряне Юрий Новицкий и Иван Ковшаров приговаривались к расстрелу.
В ночь на 31 июля (13 августа н. ст.) 1922 года они, обритые и одетые в лохмотья, были расстреляны, по некоторым сведениям, на окраине Петрограда на станции Пороховые.
Прославлен новомученик в 1992 году на Архиерейском соборе Русской Православной Церкви.
http://days.pravoslavie.ru/Life/life4907.htm
Тропарь, кондак, величание священномученика Российского XX века
Тропарь, глас 3
Церкве Русския столпе непоколебимый,/
благочестия правило,/
жития евангельскаго образе,/
священномучениче (имярек),/
Христа ради пострадавый даже до крове,/
Егоже моли усердно,/
яко Начальника и Совершителя спасения,/
Русь Святую утвердити в Православии//
до скончания века.
Кондак, глас 2
Восхвалим, вернии,/
изряднаго во святителех (или священницех)/
и славнаго в мученицех {имярек),/
Православия поборника и благочестия ревнителя,/
земли Русския красное прозябение,/
иже страданием Небес достиже/
и тамо тепле молит Христа Бога//
спастися душам нашим.
Величание
Величаем тя,/ священномучениче {имярек),/
и чтим честная страдания твоя,/ яже за Христа/
во утверждение на Руси Православия// претерпел еси.
Он был десятым ребёнком в семье коллежского секретаря Павла Васильевича Шеина и его супруги Натальи Акимовны. Воспитание юноши было пропитано благодатным духом церковности, сам он незадолго до своей мученической кончины говорил: «Я в Церкви с детства, постоянно около Церкви вращался, с Ней сроднился».
*
Дворянский род Шеиных берет своё начало от Михаила Прушанина, «мужа храбра и честна», выехавшего из Поруссии к святому Великому Князю Александру.
*
Все годы обучения шел в числе первых учеников, и 14 мая 1893 года был выпущен из стен училища с золотой медалью и с чином IX класса титулярного советника, что соответствовало военному чину штабс-капитана пехоты или штабс-ротмистра в кавалерии, давая возможность получить личное дворянство тем, кто его не имел.
*
Был одним из самых активных членов оргкомитета по сбору средств на постройку храма в память о погибших в Русско-японской войне моряках («Спас на водах» – так в народе стали называть этот храм).
*
" Мне будет поставлена и ставится в вину моя принадлежность к фракции националистов в Государственной Думе... Но монашество я принял не для того, чтобы скрыть под клобуком свое политическое прошлое, а по своим религиозным убеждениям. Никакой борьбы с советской властью я не вел, вел только борьбу с самим собой... Отрекшись от всех переживаний и треволнений внешнего мира, монах отдает себя целиком религиозному созерцанию и молитве, он одной лишь слабой физической нитью привязан к сей жизни. Неужели же трибунал думает, что разрыв и этой последней нити может быть для меня страшен? Смерть я встречу спокойно, зная, что и она – от Бога. Делайте свое дело. Я жалею вас и молюсь о вас".
Из материалов следственного дела 1922 г.
*
В последние минуты перед расстрелом (вместе с сщмч. Вениамином Петроградским) молился: «Прости им Боже, не ведают, что творят».
30 декабря 1870 г. — родился десятым ребенком в семье коллежского секретаря Павла Васильевича Шеина и его супруги Натальи Акимовны.
1893 г. — окончил Училище Правоведения с золотой медалью
1899 г. — обер-секретарь Судебного департамента Сената.
1907 г. — помощник статс-секретаря Государственного совета.
1908 г. — начальник законодательного отдела.
1912 г. — избран в 4-ю ГД от общего состава выборщиков Тульского губернского избирательного собрания. Входил в Русских националистов и умеренно правых фракцию,
Во время 1-й мировой войны состоял членом Особой комиссии Предсоборного совещания при Священном Синоде.
Во время Февральской революции 1917 находился в Петрограде. Вошел в состав комиссии, образованной при Министерстве внутренних дел для пересмотра действующих законоположений по делам римско-католической церкви в России на началах провозглашенной Временным правительством вероисповедной свободы (апрель 1917). Утвержден (18 августа) секретарём Поместного Собора Русской православной церкви.
После октября 1917 принял постриг с именем Сергий.
1921 г. — настоятель Петроградского патриаршего Троицкого подворья.
1922 г. — арестован, проходил по «делу церковников» (процесс начался 29.5.1922).
5 июля 1922 г. — приговорен трибуналом к смертной казни
Расстрелян в ночь на 13.8.1922.
Канонизирован Русской православной церковью (1992).
В камере ярко горела электрическая лампочка и обильно освещала всю бесприютность ее обстановки. Камера – обычная одиночка, с обычной откидной тюремной койкой; небольшой, железный, прикрепленный к стене стол и маленький – прикрепленный также – стул-табурет. Осмотревшись несколько, мы увидели, что койка одна, а нас двое, оба не малы ростом и широки, как же лечь? Я настойчиво стал предлагать о. Сергию ложиться, а сам предполагал сидя дремать. Тот не согласился, настаивая в свою очередь, чтобы я ложился на койке, а он ляжет на полу. Но и для пола нужна была подстилка, коей у нас не было.
Тут подошла к нам пожилая женщина, оказавшаяся надзирательницей, очень милой и любезной. Мы стали просить ее дать нам матрац и поставить другую кровать. Она, как добрая русская сердобольная женщина, старалась успокаивать нас, уверяя что без Москвы нас не расстреляют, Москва помилует, что вот вчера какого-то большого вора по приказу из Москвы подняли наверх (т.е. как помилованного перевели из нижнего этажа, где помещаются смертники, наверх)... Скрывшаяся надзирательница вскоре вернулась с двумя чистыми простынями из парусины и объявила, что сейчас не могла она добыть ни койки, ни матраца другого, ибо все спят.
Было около часа ночи... Поуговоривши друг друга, решили лечь на кровати оба вместе... У меня появился сильный аппетит, кажется, и у о. Сергия тоже. Вынули мы с ним провизию, привезенную из суда, и я порядочно поел и как будто бы повеселел. Оказалась у нас и кипяченая вода, коей и запили. Были оба молчаливы. Отец Сергий, оказавшийся превосходным человеком, – за двое суток, проведенных с ним, я доселе Господа благодарю, – часто вздыхал и отрывочно высказывался: "Ну и попались мы!"... Или: "Бог не выдаст: помилуют..."
Я постелил постель. Хотелось помолиться Богу. Я предложил о. Сергию читать молитвы по иерейскому молитвослову, оказавшемуся у него не отобранным. Он сказал, что он привык своеобразно читать молитвы: вставлять свои слова, останавливаться и т.п. Тогда стали молиться каждый своей молитвой... На койке, кроме казенного, у нас своего ничего не было. У о. Сергия оказалась лишь маленькая подушечка, у меня узелок с провизией сухой, на что мы и положили свои утомившиеся и пули в лоб ожидавшие головушки. Легли рядышком в протяжку – он к стенке, а я с краю – тоже по соглашению.
Ночью все время горел огонь, и форточка в дверях в коридор была открыта всю ночь. Так требуется для камер смертников, чтобы надзирателю видно было все происходящее в камере и смертник не мог сотворить чего-либо недозволительного.
Спалось мне эту ночь очень плохо. Того, что сейчас придут и возьмут меня на расстрел, я не боялся ни в эту, ни в следующую ночь, чего боялись, как потом оказалось, мои сотоварищи по несчастью и соседи по камерам. Но что-то тяжелое, грустное щемило сердце; какая-то тупая, неопределенная, словам для выражения не поддающаяся мысль бродила в голове. Спалось без кошмарных снов, но беспокойно. От пережитых ли волнений минувшего дня, от тягостных ли мыслей или от боязни потревожить как-нибудь соседа я часто просыпался.
Яркое утро. Семь часов. Пробужденные ожившим днем и тюрьмой, невесело встречаем день. Каждый в одиночку молимся. Молчаливо пьем принесенный кипяток... Начинаю знакомиться со стенной литературой камеры. Печальная, тревожная, не дающая никаких надежд (литература).
В одном месте читаю: "N.N.N. (имя, отчество и фамилия чисто русские, народные, мною забытые) осужден на расстрел 16 января 1922 г".. Внизу под сим другой рукой подписано: "18 января в 10 часов вечера взят для расстрела..." В другом месте такие же две пометки, только с изменением имен и чисел. Ну, подумалось, из сей камеры путь – дороженька в могилу. Куда-то мы выйдем?..
Сменившаяся новая надзирательница-старушка несколько утешила, что хотя ни свиданий, ни прогулок не полагается, но передача провизии допускается в определенные дни. Сообщила, что сидящим уже девятый месяц смертникам-эстонцам разрешают прогулки. "Может, и вам разрешат, похлопочите...", – прибавила она. Как наивные дети, мы всему верили и за всякую соломинку самоутешения хватались.
Скоро принесли койку и матрац. Отец Сергий, не допуская меня, стал ее устроять. Плохое спанье на ней предвиделось безошибочно. Я попытался было взять ее для себя, но он не допустил, сказав, что он монах и ему не подобает нежиться... Не были мы с ним знакомы прежде, и здесь беседа у нас с ним не клеилась. Я положительно не припоминаю, о чем мы с ним говорили. Каждый думал свою невеселую думу. Только слышались вздохи – больше о. Сергия, – призывания Господа, и рука тянулась к крестному знамению. Вздохи его обратили на себя мое внимание, и я, как бы в утешение сам себе, стал говорить, что расстрелов не будет, нас помилуют и т.п., а поэтому что же сокрушаться и вздыхать? Он на это мне заметил, что его вздохи не столько от душевной тяготы, сколько чисто физиологического происхождения, частые у него и на свободе.
Скоро поутру отперли дверь, и явился незнакомец с тетрадью в руке. Это был приговор по нашему делу, отпечатанный на машинке, тот же самый, который потом в печатном виде был роздан на Шпалерной в ДПЗ. Я было начал читать его, но так тяжело стало, так грустно, что у меня потекли слезы, и я прямо перешел к последней странице, где перечислялись мы, "смертники". Я посмотрел на порядок фамилий. Моя фамилия стояла последней. Это меня ободрило, и я повеселел. Я в то время думал, что распорядок помещения нас в списке сделан был не случайно, а в соответствии вине нашей по сознанию судей. Значит, подумал я, я считаюсь менее других виновным, и, если станут в Москве миловать, то меня-то непременно помилуют... Я быстро дал свою требовавшуюся на приговоре подпись, за мной то же сделал и отец Сергий.
Отец Сергий оказался большим любителем церковного пения, он все про себя что-нибудь напевал. Я пытался иногда подпеть ему, но это не удавалось: мы могли с ним петь только каждый по одиночке. Тогда мы решили прочитать акафист Иисусу Сладчайшему. Потом я попросил о. Сергия помочь мне отслужить панихиду. 6 июля – день именин моей покойной матери. Акафист вычитал о. Сергий, я подпевал; панихиду я служил за священника, а он за псаломщика. Конечно, ни облачения, ни кадила у нас не было. Служил панихиду я с особенным настроением. В голове теснилась мысль: еще несколько дней, и я буду вместе с моей матерью – но только там ли, где она?..
Между одиннадцатью-двенадцатью часами дня вдруг неожиданно принесли передачу – сначала о. Сергию, а потом мне. В каком бы положении человек ни находился, а телесное в нем преимуществует. Передачи сильно порадовали нас. Правда, здесь радость проистекала не столько из того, что принесли и будут нам приносить съестное, сколько из того, что обо мне узнали, где я, и, значит, хотя несколько успокоились в семье, из того, что и впредь в эти ужасные дни будем иметь возможность взаимно осведомляться.
Особенно обрадован был припиской от жены при передаче: "Я спокойна, будь спокоен и ты..." Разумеется, ее спокойствию я не доверял, но все-таки приписка эта меня осведомляла, что как будто нет дома тоски отчаяния, что там как будто бы есть луч какой-то, хотя бы самой маленькой, надежды... Вскоре получил другую передачу от Александры Владимировны. Принес ее добрый служитель, просивший что-то вернуть обратно. Пользуясь временем, я узнал, что принесли ее две барышни. Я решил, что вторая была Аня. Воспользовавшись приходом Александры Владимировны, я написал ей записку и доверенность на получение ею моих вещей из 3-го исправдома...
При передаче из дома оказались присланными книга Иоанна Златоуста, 6-й том нов. изд., и книга Мамина-Сибиряка, 2-й том. Я взял сначала Златоуста, посмотрел оглавление и не нашел ничего для себя занимательного. Взялся перелистывать ее, и тут внимание ни на чем не остановилось. Положил книгу... Камера наша столь была узка, что между нашими двумя койками нельзя было свободно двигаться. Нужно было или сидеть, или лежать. Отец Сергий, пообедавши из принесенного, лег и скоро заснул. Я помялся, походил, еще раз перелистывал Златоуста, лег с отрывками бессвязных мыслей в голове и заснул.
Проснулся как будто повеселевшим. Взял Мамина-Сибиряка, надеясь легким чтением развлечься, и эта книга вывалилась у меня из рук, я и пяти строк не мог прочитать. Отец Сергий был более меня счастлив. Он взял у меня Златоуста и сразу напал на слова святителя, поучающего о скорбях и несчастиях, посылаемых от Господа человеку. Златоуст приблизительно так говорил: тебя постигло несчастие, ты просишь Господа избавиться от него, но Господь не внемлет, и у тебя за несчастием следует новое горе... Знай, что Господь все это делает для тебя и ты в конце концов от Господа не только получишь избавление от всех горестей, но и сторицей вознаграждение...
Впоследствии, уже в ДПЗ, сколько раз я не пытался найти это место у Златоуста, так и не мог. Как будто оно куда-то из книги исчезло, или мы в те неповторяющиеся тяжелые минуты читали что-то, чего в книге не было. Тогда эти суждения Златоуста, видимо, ободрили о. Сергия, он их прочитал мне, и мы с ним на эту тему радостно побеседовали.
После этого он запел что-то из песнопений Страстной недели. Я грустно заметил: "Услышим ли мы это когда-нибудь??!" Но он бодро ответил: "Ты, отче (он сразу стал со мною на "ты"), не отчаивайся. Господь может так устроить, что мы с тобой все это услышим, и услышим в храмах наших!" Да! Но Господь ему не судил видеть себя оправданным в этих его надеждах. Его нет. А я лишь через два года услышал эти песни...
Часа в два-три-четыре пришел водопроводчик из вольных с мальчиком поправлять водопровод в нашей камере. Ее отперли. К дверям ее подошли человека два из посторонних. Начался общий разговор, – конечно, сначала с утешениями нам, а потом и о всем прочем.
Я был рад этому от Бога посланному отвлечению от самого себя. Заметно, что и о. Сергий был доволен. Работа продолжалась часа два-три, к нашему удовольствию и развлечению. Мы позабывали в эти часы о своем положении, имея даже камеру часто открытой.
Прот. Михаил Чельцов. Воспоминания смертника о пережитом. С 5 июля по 14 августа 1922 г. по нов.ст.
Древо. Открытая православная энциклопедия
Лит.:
- Польский М., протопресв. Новые мученики Российские. М., 1994. Репр. воспр. изд. 1949-1957гг. (Джорданвилль). Ч.1.
- "Дело" митрополита Вениамина: (Петроград, 1922г.). М.: Студия "ТРИТЭ": Российский архив, 1991.
- Чельцов Михаил, прот. Воспоминания "смертника" о пережитом. М., 1995. С.138.
- Состав преступления отсутствует// Наука и религия. 1991. N 5.
- Четвертая Государственная Дума. Портреты и биографии. Издание Н.Н.Ольшанского. СПб., 1913. С.214.
- Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии: XX столетие. СПб., 1999. С.2.
- Цыпин В., прот. История Русской Церкви, 1917-1997. Т.9. М., 1997. С.18, 32, 86-90, 510.
- Деяния Священного Собора Российской Православной Церкви 1917-1918гг. (Документы. Материалы. Деяния I-XVI). М., 1994. Репр. воспр. изд. 1918г. Т.1. С.93.
- Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии: ХХ столетие. 2-е издание дополненное. СПб., 2002. 280 с. С.13.
- Санкт-Петербургский мартиролог. СПб.: Изд-во "Миръ", "Общество святителя Василия Великого", 2002. 416 с. С.13.
- Полынкин Александр. "Священномученик архимандрит Сергий," Орловский вестник (газета), 3 мая 2012.
Лит.:
Польский М., протопресв. Новые мученики Российские. М., 1994. Репр. воспр. изд. 1949-1957гг. (Джорданвилль). Ч.1. "Дело" митрополита Вениамина: (Петроград, 1922г.). М.: Студия "ТРИТЭ": Российский архив, 1991. Чельцов Михаил, прот. Воспоминания "смертника" о пережитом. М., 1995. С.138. Состав преступления отсутствует// Наука и религия. 1991. N 5. Четвертая Государственная Дума. Портреты и биографии. Издание Н.Н.Ольшанского. СПб., 1913. С.214. Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии: XX столетие. СПб., 1999. С.2. Цыпин В., прот. История Русской Церкви, 1917-1997. Т.9. М., 1997. С.18, 32, 86-90, 510. Деяния Священного Собора Российской Православной Церкви 1917-1918гг. (Документы. Материалы. Деяния I-XVI). М., 1994. Репр. воспр. изд. 1918г. Т.1. С.93. Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии: ХХ столетие. 2-е издание дополненное. СПб., 2002. 280 с. С.13. Санкт-Петербургский мартиролог. СПб.: Изд-во "Миръ", "Общество святителя Василия Великого", 2002. 416 с. С.13. Полынкин Александр. "Священномученик архимандрит Сергий," Орловский вестник (газета), 3 мая 2012.